«Величие замысла»

Одним из главных театральных событий сезона 1996–1997 годов стала грандиозная премьера оперы «Парсифаль» в постановке Валерия Гергиева. Главная премия «Золотой Маски» в 1998 году фиксирует — Мариинский театр становится главным музыкальным театром страны, что подтверждает вся дальнейшая его работа. О том, как это случилось, что значит дождаться железного занавеса и каково работать с Гергиевым, — в интервью с сотрудниками Мариинки и статье Антона Флерова, а также в фоторепортаже Антона Акимова.

  • Галереи зрительского фойе Маринского театра

  • «Манеж» - центральное зрительской фойе театра

  • Зрительского фойе

  • Служебный вход театра

  • Коридоры, пространства и управления

  • Так удобнее...

  • Невероятное закулисье Мариинского театра

  • Основа основ - колосники

  • Тросы и канаты на колосниках

  • Невероятное закулисье Мариинского театра

  • Декорационный цех

  • Балетный класс

  • Зрительный зал

  • Занавес

  • Зрители перед спектаклем «Щелкунчик»

  • Концертмейстер Марина Мишук

  • Художник-технолог Татьяна Ногинова

  • Заведующая мужским гримерным цехом Светлана Непейвода

  • Пресс-атташе Оксана Токранова. Фотография предоставлена пресс-службой театра

  • уборщица Ольга Лецик

  • капельдинер Мирра Гуртман

  • Репетитор кордебалета Нина Ухова. Фотография предоставлена пресс-службой театра

«Чем проще костюм, тем сложнее его шить»

Художник-технолог Татьяна Ногинова — о профессии «куратор спектакля», о театральном чистилище с огромными чанами и о том, как создать выдающийся сценический костюм. Интервью: Кристина Матвиенко

— Почему вы называетесь «куратор спектакля»?

— В выставочной деятельности это легко понять: вот существует автор, который создал свои произведения, будь то графика или живопись. Задача куратора экспозиции заключается в том, чтобы показать какой-то аспект его творчества. Кураторы, таким образом, часто вносят свое — я на это не имею права. Работа куратора в театре — не навреди. Художник должен выложить тебе всю информацию, которую он переработал в своей голове после разговоров с режиссером, показать эскизы, рассказать, из чего он хочет их сшить и какой силуэт он хотел бы получить в результате. В ходе моей с ним беседы обсуждается, что он хочет — честный исторический костюм или условные, подсушенные, гротесковые? Это школа и то, чему нас учат в театральной школе. Определенная философия и даже манера поведения.

Есть художники, которые в силу культуры хорошо чувствуют фактуру, — например, итальянцы, которые очень хорошо работают с тканью и прекрасно чувствуют эпоху Возрождения. Смотришь на костюмы, выполненные по эскизам итальянцев, и понимаешь, что здесь самому художнику было вкусно — он сидел за этим богатым столом и щедро работал.

Есть современные художники из европейского контекста, которые используют интернет-пространство для поисков образов. На нашем последнем «Борисе Годунове» был такой Стюарт Нанн, который видел разницу в кипах фотографий, которые мне показывал, — фотографии дерущихся русских людей, стоящего ОМОНа, — и дифференцировал их, привязывая к конкретным образам. Важно было это не потерять.

— И как в таком случае сделать, чтобы костюм сценический отличался от бытовой одежды?

— Мы просто ехали в «Военторг» и покупали реальные вещи, некоторые из которых обрабатывались определенным образом: обшивались, пачкались, рвались. Бывают художники, которые чувствуют тонкую грань между жизнью и театром, и тогда костюм, купленный в магазине, трансформируется во что-то большее, чем одежда с улицы. Но есть и те, которые и не преследуют такую цель, — им важно видеть просто реальную вещь на сцене.

В случае с реинкарнацией спектакля берутся эскизы, вспоминается период, чтобы понять, что за силуэт мог быть положен в основу костюма и какие ткани могли быть. Имея в руках весь необходимый материал, фактуру, я сажусь за стол и составляю документацию на каждый костюм. Что из чего состоит, каким кроем кроим, какие прокладки используем, какой силуэт, обувь, чулки, есть парики или нет. Вся эта мишура должна содержать маленькие хитрости: если бы мы с вами стали надевать, скажем, костюм испанского Возрождения, потратили бы два часа. Поэтому существуют кавычки — это не честное историческое платье, а театральное.

Специфика русских мастерских такова, что очень часто мы покупаем ткани в белом цвете и красим. На Западе сохранилась традиция мастерских, которые изготавливают ткани определенного цвета и качества. Например, за шерстью они едут в Англию. За хлопком могут ехать к индийскому поставщику.

У нас в мастерских есть чистилище в подвальном пространстве. Там стоят огромные чаны, и девушки в резиновом сапогах проводят весь день, помешивая эти ткани. Идут анилиновые испарения, это тяжелое вредное производство. Но если ткани прошли все фазы кипения и закрепления, то они не линяют. У нас есть проблема с синтетикой: артист потеет, и его тело оказывается того цвета, какого был костюм.

— Как происходят примерки?

— Когда происходит историческая встреча исполнителя с костюмом, а во-вторых — автора с костюмом, разницы нет никакой между русскими и зарубежными художниками — они все сомневаются, когда уже все скроено. Иногда уже поздно менять и тогда приходится хитрить. Но никогда еще мы не выходили побежденными из этого процесса и справлялись с задачами. Стоять на сцене в чужом костюме и чужих туфлях и пытаться еще что-то спеть или станцевать — это ответственно, и мы не враги артистам — мы стараемся облегчить или смягчить острые углы в костюме.

— А в чем специфика работы в современной хореографии, где костюм часто минимален?

— Для сегодняшних хореографов важен не костюм, а тело. Костюм может быть разным, даже ленточка на шее — уже костюм. Я должна сознаться в страшной тайне: чем проще костюм, тем сложнее его шить. Когда костюм полновесен — это большое подспорье, им можно закрыть дефекты или помочь артисту. Когда же ты остаешься один на один с простым трикотажным стрейчем, надетым на голое балетное тело, то в твоем распоряжении минимум возможностей. И тебе нужно, не пряча тело, создать иллюзию, что ты одел этого человека. Здесь имеет значение линия кроя, линия отделки и качество ее, выработка швов, потому что балетный костюм — это гладкая живопись, где все должно быть вылизано, не должно быть видимых переходов и ступенек. Ведь их нет и на нашем теле — оно обтекаемо, одна форма перетекает в другую.