«Величие замысла»

Одним из главных театральных событий сезона 1996–1997 годов стала грандиозная премьера оперы «Парсифаль» в постановке Валерия Гергиева. Главная премия «Золотой Маски» в 1998 году фиксирует — Мариинский театр становится главным музыкальным театром страны, что подтверждает вся дальнейшая его работа. О том, как это случилось, что значит дождаться железного занавеса и каково работать с Гергиевым, — в интервью с сотрудниками Мариинки и статье Антона Флерова, а также в фоторепортаже Антона Акимова.

  • Галереи зрительского фойе Маринского театра

  • «Манеж» - центральное зрительской фойе театра

  • Зрительского фойе

  • Служебный вход театра

  • Коридоры, пространства и управления

  • Так удобнее...

  • Невероятное закулисье Мариинского театра

  • Основа основ - колосники

  • Тросы и канаты на колосниках

  • Невероятное закулисье Мариинского театра

  • Декорационный цех

  • Балетный класс

  • Зрительный зал

  • Занавес

  • Зрители перед спектаклем «Щелкунчик»

  • Концертмейстер Марина Мишук

  • Художник-технолог Татьяна Ногинова

  • Заведующая мужским гримерным цехом Светлана Непейвода

  • Пресс-атташе Оксана Токранова. Фотография предоставлена пресс-службой театра

  • уборщица Ольга Лецик

  • капельдинер Мирра Гуртман

  • Репетитор кордебалета Нина Ухова. Фотография предоставлена пресс-службой театра

«Чтобы люди не спали»

Концертмейстер Марина Мишук об империи Гергиева, «перспективной усталости» и универсальном артисте. Интервью: Антон Флеров

— Как давно вы работаете в этом театре?

— В Мариинском театре я работаю 35 лет в качестве концертмейстера оперы. Весь репертуар у нас поделен между различными концертмейстерами, каждый отвечает за какую-то часть репертуара и полностью вылепляет этот спектакль в музыкальном отношении, прежде чем за пульт встанет дирижер. Мой репертуар — вагнеровский, немецкий. Поскольку я неплохо владею немецким языком, то участвовала в самой первой постановке театра на немецком языке, в «Волшебной флейте». Мы делали полную версию, с разговорами. Ставила немецкая бригада, и, конечно, очень сложная была работа, потому что на тот момент по-немецки в театре никто не пел и не говорил. И с точки зрения произношения, и стиля, и всего — мы просто впервые в это окунулись. Мы старались-старались и как-то втянулись в это дело.

— А изменилась публика, скажем, за последние 10–20 лет?

— Публика помолодела. Сильно помолодела. Может быть, пожилому поколению просто не дойти уже, тяжело, кому-то трудно добраться. Да, зал стал моложе, появилось большое количество 30–40-летних людей. Студенты ходили всегда, но я не знаю, чего здесь больше — необходимости изучать то, что мы здесь показываем, или непосредственный интерес.

— Каково это — работать с Гергиевым? И вообще, что такое Гергиев для Мариинского театра?

— Гергиев много лет выстраивал и выстроил в Мариинском империю — так, как он ее видит, и так, как он хочет ею управлять. В его своеобразном стиле управления, да и в стиле музицирования, стиле дирижирования, заложено то, что он хочет. Гергиев абсолютно заточил эту всю машину под свое понимание и стиль работы. Темп безумный. Мы поем, играем, танцуем и классику, и совсем современное. Гергиев очень жаден до постижения и до исполнения, он сам хочет своими руками все это замесить. Он не отдает никому ничего на откуп, и это происходит, я думаю, от его безумной жажды — «обладание» нехорошее слово, — именно жажды понимания, постижения и внедрения в ту музыкальную культуру, которая сейчас существует в мире и которая была очень долго закрыта для нашего зрителя.

И коллектив, который есть сейчас в Мариинском театре, может работать только при наличии такого лидера. Такого всеядного, жадного, ненасытного, такого не спящего ночами, не знаю, сутками, неделями, сколько он там не спит.

И люди все это делают-делают-делают, надо все выполнять, все успевать. Но вознаграждается — признанием, сознанием того, что ты сделал действительно что-то серьезное. Кто бы мог подумать в свое время, что у нас пройдет целиком «Кольцо» на языке. На языке! Вообще о Вагнере речи не было. Ладно, появился «Лоэнгрин», ладно, появился «Парсифаль», это уже был огромный шаг вперед, потому что это совсем особая музыка. Но, когда речь зашла о «Кольце», мы, честно говоря, немного похолодели, потому что объем этой работы и величие вообще этого замысла вагнеровского и этой музыки — оно немножко нас придавило. Знаете, бывает у человека «перспективная усталость», когда человек только подумал о том, сколько ему надо сделать, он уже устал. Но все случилось. Приехал замечательный коуч немецкий, Рихард Тримборн из Мюнхена, все разъяснял и раскладывал до тех пор, пока мы сами не поняли заложенный смысл — дальше уже стали сами соображать.

— Но это весь коллектив так заражается-заряжается? Вы — связующее звено между Гергиевым, с его моделью поведения, и коллективом. Они же, наверное, не все такие энергичные, способные выдерживать нагрузки?

— На самом деле уже сейчас почти все. Долгое время это была какая-то группа пилотная. Остальные так, немножко присматривались. А потом стали понимать, что если они не включатся, не впрыгнут в это, то поезд просто уйдет, они останутся на перроне с большим чемоданом.

— Есть всеядные? Возможен универсальный артист?

— Есть. Артист может быть универсальным. Певец, с моей точки зрения, все-таки нет. Хотя наша практика, практика репертуарного театра, заставляет думать иначе, потому что волей-неволей, сегодня Вагнер, завтра «Хованщина», послезавтра «Поворот винта» Бриттена. Но есть голосовое амплуа, от этого никуда не деться.

— А обновляется труппа сейчас?

— Конечно. Она обновляется постоянно и, конечно, молодеет. Во-первых, за счет пополнения, которое приходит из Академии молодых певцов, и очень многие ребята оттуда — они сегодня уже просто солисты, активные солисты основной труппы. Гергиев все время пытается привлечь со стороны. Чтобы был выбор, чтобы была какая-то конкуренция… Да, чтобы люди не спали.