«Здесь все движется»
Сотрудник административно-хозяйственной части Ольга Лецик — об отношениях между артистами и работниками театра, об осветителях, переставших материться, и о театральной атмосфере. Интервью: Кристина Матвиенко
— Какая атмосфера в Мариинском театре, если видеть ее не с парадной стороны, а изнутри?
— Я вижу и слышу это все со стороны — и больше не артистическую среду, а монтировщиков и так далее. Нам привыкли говорить, что незаменимых людей нет, но вот не в этой среде, это точно. Вот наша гример Светлана Ивановна прям слезами обливалась, что теперь из-за другой площадки много работы, она разрывается, но артисты же как дети — значит других гримеров нельзя взять: «Мы не можем их никому доверить!»
Мне приятно, что я нахожусь в этой атмосфере, все время вижу юные балетные лица, целеустремленных мальчиков и девочек, которые все еще могут и хотят. Здесь нет ощущения, что все закостенело и находится в шкале неподвижности. Все движется и колышется, — может, в размере одной чаши, но все равно.
— А какие взаимоотношения между артистами и работниками театра?
— Все зависит от внутренней культуры. Василий Герелло, например, певец, — его все обожают, и, может, это манера такая всегда быть приветливым, но когда я увидела, что он переобувается перед вертушками, меня это убило. Он не позиционирует себя как звезда, хотя, может, так себя ощущает. Одна наша бабулечка рассказывала, как не могла кого-то на концерт провести и прямо к нему подошла, а он с кем-то разговаривал, но прервался, пошел и сделал все. Есть такие люди отзывчивые.
— Это театр так меняет людей?
— Мне кажется, входя в театр, люди входят в особый цех. Маска есть, конечно, но лицемерия нет. Просто люди хоть в какой-то среде хотят чувствовать культуру, ту, которую, может, им родители прививали. Я понимаю, что есть передряги. Но я вот больше смотрю за цехами. А там что? Была у нас одна женщина, она сейчас в Америку уехала, так она осветителям все время какую-то литературу подсовывала и отучила их материться. Они до сих пор ее вспоминают — значит зерно упало и всходы есть.
— Что вас держит на этой работе? Театр?
— Меня устраивает, что я нахожусь здесь два часа в день. Целый день мне было бы сложно — это нужно настолько принадлежать театру, этой кухне, погружаться в нее настолько, что это становится частью твоей жизни. Я не могу себе этого позволить — мне больше нравится отстраненно.
Я работаю здесь 11 лет, но тоже могу заблудиться. Хотя как ни пойдешь — все равно куда-то выйдешь. У нас был большой конкурс, и вот люди, приходя в театр, недоумевали — зачем эти порожки? Ну, говорю, разве вы не чувствуете, что, когда переступаете порог, в иное пространство попадаете, отличающееся от вашей обыденной жизни?
