«Мы работает круглосуточно»
Заведующая мужским гримерным цехом Светлана Непейвода — о том, как гримировать оперного артиста, о пяти литрах крови для Василия Бархатова и о том, как с помощью тени и света создать Плюшкина. Интервью: Антон Флеров
— В чем особенность работы гримера в музыкальном театре?
— Я была артисткой балета в Кишиневе и всю жизнь мечтала работать в Ленинграде. Когда с балетной карьерой было покончено, я пошла учиться в особенное училище в Одессе, теперь это называется академия, которое готовит гримеров. Приехала сюда в 1980 году. И вот уже тридцать четвертый год я работаю гримером в Мариинском театре на мужской половине. Заведующая цехом я уже 25 лет.
С оперой очень много работы. Вообще театральный грим, оперный и балетный, довольно крепкий, сильный — грубый грим. Балет в движении, значит, надо рисовать глобально, крупно и понятно, меняя лицо. Опера — то же самое, это поющие люди, они в движении, особенно теперь, когда спектакль решается драматически. Драматический грим не годится. У нас другие приемы.
Если в кино берут актера, максимально подходящего к образу, то в театре мне дают голос и никого не волнует, как он выглядит.
— А как гримировать лица?
— Просто живописным путем решается без всяких накладок, наклеек и налепок. Как если бы вы взяли пустой лист бумаги и начали рисовать. Вы рисуете нужное вам лицо, тень-свет, свет-тень более грубыми красками. Детали мелкие, морщинки — у нас это неприемлемо, это просто грязь издали.
Например, у нас Светлана Волкова поет Плюшкина. Написано для женского голоса. Вышла она в первый раз, надела какую-то кепочку. Валерий Абисалович сказал: «Светлана, сделайте что-нибудь. Я вижу Волкову». Сделали: ее муж не узнал.
Нужно знать пластическую анатомию лица, работать по мышцам. Если я вдавлю ему щеки — он будет петь и вдали это будет две черные полосы. А если я попадаю на мышцы, он открывает рот и у него тень усиливается.
Мы работаем круглосуточно. Вопросов «а где выходной?», «а где перерыв на обед?» — не существует. Делаем — значит, делаем все дружно и старательно. И это только Мариинский может предоставить, потому что у нас так много премьер и много разных режиссеров.
— А лица-то возмущаются, которые вы гримируете?
— Актеры? Актер знает, на что он идет. Он идет в театр, а не в капеллу. В театре у них положение безвыходное, они сидят молчат, что бы я на них ни наклеила, говорят: «Давай, делай». Вот и все.
— С какими режиссерами было интересней всего работать? Какими были самые неожиданные задачи?
— Я знаю уже по режиссерам. Если, например, приезжает Василий Бархатов, нужно море крови. Он очень любит натуральную бытовую кровь куда-то употреблять. В этот раз то же самое было. Он приехал, говорит: «Кровь…», я говорю: «Уже пять литров есть». А Юрию Исааковичу Александрову обязательно нужны какие-то рожи, монстры. Это как в «Носе», чтоб была короста, драные парики. Если приезжает импортный режиссер, первая проблема — он начинает просить: «Ой, не надо грима! Что вы делаете!» Потом идет в зал и говорит: «А где грим?» Отвечаю: «Вы отруководили», — и предлагаю «грим без грима». У нас особенная сцена, глубина ее поглощает грим.
