«Кольцо нибелунга» — самый мощный проект Мариинского театра, постановка с, пожалуй что, самой эпической судьбой. Для крупнейших оперных домов мира поставить тетралогию Вагнера — вопрос чести. Это обряд инициации, переход в высшую лигу. Для Мариинки постановка «Кольца» имеет и историческое значение: именно здесь в 1900–1905 годах тетралогия была впервые показана в России. Свое «Кольцо», вполне по мировым стандартам, театр выковал за четыре года. Правда, начинали это большое дело одни, продолжали другие, а заканчивали и вовсе четвертые.
Первым, что естественно, освоили предвечерие, «Золото Рейна»: в 2000 году его поставили режиссер Йоханнес Шааф и художник Готфрид Пильц, к тому времени уже поработавшие в Мариинке над «Дон Жуаном». «Валькирию» через год ставил уже один Пильц, теперь не только как сценограф, но и как автор всей концепции. В 2002 году реализовать вторую половину тетралогии призвали художника Георгия Цыпина. Это и определило судьбу «Кольца». Режиссировать в пару к Цыпину пригласили москвича Владимира Мирзоева; он привел за собой канадского хореографа Ким Франк и танцевальную группу «Каннон Данс». Под новый, 2003 год показали «Зигфрида» и «Гибель богов»; разница между Шаафом — Пильцем и Цыпиным — Мирзоевым стала настолько очевидной, что «Золото Рейна» и «Валькирию» было решено переставлять. По логике вещей следовало бы довериться тому же Мирзоеву и Цыпину, но в итоге кольцевать оставили только Цыпина. Это оказалось верным ходом, поскольку Мирзоеву с самого начала приходилось вписываться в придуманную без него цыпинскую сценографию.
Валерий Гергиев, как всегда, решил все по-своему. Упускать «Кольцо» из собственных рук в режиссерские ему отчаянно не хотелось, и дирижер остался властителем тетралогии, не просто музыкальным, но — вместе с Цыпиным — и художественным руководителем постановки. Абстрактный минимализм Готфрида Пильца и умная еврорежиссура Йоханнеса Шаафа смотрелись в зачине мариинского «Кольца» слишком человечно, а на фоне оркестра Валерия Гергиева даже несколько сиротливо. Критики как один твердили о редкой музыкальности постановки; вместе с тем Гергиеву, видимо, не было дела до постмодернистских игр с игрушечным мечом или лыжной палкой вместо божественного копья. Ему хотелось русского вагнеровского мифа, это требовало масштабности, а Шааф и Пильц действовали как европейцы. Как постмодернисты, у которых миф давно уже в крови, и надо эту кровь сдать на анализ. Цыпин далек от этого, он ставит глобализацию. В костюмах Татьяны Ногиновой намешано египетского, индийского, древнегерманского, африканского и бог знает еще какого. Общемировой, так сказать, эпос. Поэтому, наверное, у мариинского «Кольца» такой огромный успех по всему миру — в нем есть протеизм, мифоемкость. Вчитывай что угодно, понимай как знаешь, и Вагнер тебе судья.
