Спустя 10 лет кажется уже само собой разумеющимся, что Александринский театр занял такое место в театральной жизни города и страны. Но когда Фокин приходил к руководству в 2003 году, все считали, что это абсолютно гиблое место, потому что там была разваленная труппа и разваленное здание.
Я помню начало нулевых годов, когда в Москве уже был зрительский бум, а в Питере очень мало ходили в театр, он не был востребован. Всегда ходили к Додину, но в общем залы были пусты, публике это было неинтересно. Фокин стал одним из тех людей, который сделал возможным возвращение питерской публики в театр, сделал театр каким-то важным местом. Тоже это произошло не сразу. Трудно связать впрямую попытки экспериментальных театров и оживление сейчас питерской театральной жизни с тем, что когда-то Фокин возглавил Александринский театр, но в общем должно быть что-то академичное, большое, с чем ты соперничаешь, — такая махина, которой ты можешь себя противопоставить. Фокин эту глыбу создал, с которой можно бороться, бодаться, протестовать.
Должно быть что-то академичное, большое, с чем ты соперничаешь, — такая махина, которой ты можешь себя противопоставить. Фокин эту глыбу создал, с которой можно бороться, бодаться, протестовать
Фокин начал с ремонта. Ремонт — самое любимое занятие наших театральных менеджеров. Считают, что если мы сейчас отремонтируем, то все будет хорошо. Но одним ремонтом невозможно ограничиться. Фокин отремонтировал репертуар и труппу. И это было неожиданностью. У него была достаточно внятная театральная стратегия, и можно ее проследить: не заходить слишком далеко на территорию эксперимента, но и не пребывать в унылом покое академизма. Я не знаю, кто придумал термин «неоакадемизм» по отношению к Фокину, но это сущая правда. Он понял, что находится в Петербурге, это «окно в Европу». Сам Фокин — режиссер европейский. Он много работал в Восточной Европе, его знают в Польше и Чехии. Первое, что он стал делать — звать режиссеров с большим именем: Терзопулоса, Кристиана Люпу, Щербана. Это одна сторона медали. Другая сторона — он организовал Александринский фестиваль, хотя, казалось бы, тут рядом фестиваль «Балтийский Дом» и с ним конкурировать невозможно. Фокин попытался познакомить свою собственную труппу и зрителя с достижениями европейского театра. Он все время смотрел в ту сторону, и это очень важно.
Фокин не стал замыкаться и делать театр только своей территорией, как это часто бывает с худруками. Он отдавал себе отчет, что он должен быть прежде всего не главным режиссером, а интендантом в европейском смысле этого слова. Он один из самых успешных интендантов в России. Он постоянно приглашает режиссеров со стороны, замечает молодое поколение. Он позвал Андрея Могучего, когда он только начинал. Спектакль «Иваны» стал большим прорывом: молодой режиссер — и вдруг налаживает взаимодействие со стариками. Это был тот самый случай, когда эксперимент и академизм соединились в объятиях и чувствовали себя прекрасно.
Сейчас у Фокина начинается новый этап. Спустя 10 лет он построил новую сцену, экспериментальную. У него есть куда приложить амбиции. Это новый рывок, экспансия не экспансия, но попытка больше влиять на театральную жизнь города и страны.
