«Для нас он больше чем режиссер, он почти родственник»
Актриса Ирина Ермолова — об интуиции, самоотверженности и фантиках, создающих спектакли
«Спектакли Коляды — мое самое сильное зрительское впечатление. На первом, на «Полонезе Огинского», я просто забыла, что я в театре, кто я такая. Будто попала в космос и вернулась через три часа потрясенная, опустошенная, ошарашенная. Я тогда работала в Театре драмы и мечтала попасть в команду Коляды, которую он собрал на малой сцене. Первое, что он мне предложил, — роль Чапаева в «Русской народной почте». Я была поражена, но смело ринулась в бой, с саблей, с усами, в бурке. Это была крошечная роль, но со словами. К тому же у меня был сольный танец, я размахивала шашкой над головами у зрителей, а они прижимались к креслам. В следующем спектакле я уже играла большую роль. Когда мы приехали на «Золотую Маску» с «Русской народной почтой», Коляда подарил мне журнал «Урал», где была опубликована его пьеса «Уйди-уйди», с подписью: «Ирина, я тебе дарю эту пьесу, ты будешь играть роль Анжелики». Анжелика — настоящая оторва, я до этого ничего подобного не играла. До этого у меня были роли классического репертуара, играла возрастные роли, мне режиссеры говорили: «Ирина, у вас такая сложная фактура, вы такая крупная, выглядите старше своих лет, а по внутреннему миру вы молоды». И ничего не давали. А Коляда дал мне роль ровесницы.
Коляде всегда важно, из чего будет создаваться мир спектакля, ему важны детали. В «Ромео и Джульетте» такой деталью были фантики, символ детства — с них все началось
Коляда много не объясняет, но мы понимаем друг друга с полуслова, мы одной крови. Спектакль рождается быстро, благодаря Коляде я уже отвыкла от длительных застольных периодов. Две репетиции, и мы уже встаем на ноги.
Когда репетировали «Ромео и Джульетту», был долгий период до первого слова: мы месяц ходили под музыку, топали, искали выразительные пластические средства. Коляде всегда важно, из чего будет создаваться мир спектакля, ему важны детали. В «Ромео и Джульетте» такой деталью были фантики, символ детства — с них все началось. Мы сочиняли вместе — делали из фантиков цветочки, проволокой обматывали, сажали, затаптывали. Грандиозные были декорации: доски, которые превращались в крылья, в гробовые доски, в крышу. Они двигались, шевелились.
Классику Коляда изменяет до неузнаваемости, а свои пьесы или пьесы учеников ставит довольно просто, без сокращений. Может быть, потому что в этом случае ему важно донести текст, каждое слово, первоначальный смысл. А в классике нужно не повториться, найти что-то такое, что тебя волнует, вытянуть из этого вроде старого материала что-то живое. Он не занимается прямым осовремениванием — нет сотовых телефонов или каких-то других атрибутов сегодняшнего дня. Он пытается найти новый сценический язык.
Меня всегда удивляет, как он придумывает спектакль, — думаю, им движет интуиция. В случае «Трамвая «Желание» он придумал маски, карнавал, и только потом оказалось, что в Нью-Орлеане действительно постоянно проходят карнавалы: рядом Южная Америка, Мексика, где эта культура распространена. Спектакль посмотрел один американец и сказал, что это очень точное попадание в Уильямса, в его сложный мир. Когда репетировали «Маскарад», долго ничего не придумывалось. И вдруг находящееся по соседству австрийское консульство предложило кучу белой органзы, у них осталось от какого-то праздника. И мы придумали, что это пена, из которой выходит Нина, потом пространство превращается в баню. Не предложили бы нам эту органзу, был бы другой спектакль. Воля судьбы.
Коляда доверяет артистам, но до поры до времени. В какой-то момент он становится главным. Профессиональные качества актера ему, конечно, важны, но на первом месте, думаю, — любовь к его театру. Человек не должен портить атмосферу в коллективе. Когда человек только приходит в театр, он должен быть готов к тому, что долгое время ничего играть не будет, но будет ходить на репетиции каждый день и смотреть. Потом ты получаешь пробную роль. Если Коляда видит, что из человека можно что-то вырастить, то человек будет работать. На первом плане — самоотверженность.
Профессиональные качества актера ему, конечно, важны, но на первом месте, думаю, — любовь к его театру. Человек не должен портить атмосферу в коллективе. Если Коляда видит, что из человека можно что-то вырастить, то человек будет работать. На первом плане — самоотверженность
Про спектакли Коляды не раз писали, что в них смешиваются жанры и стили, что актеры в одном и том же спектакле играют по-разному: кто в традициях школы переживания, кто — в традициях школы представления. Коляда не заостряет на этом внимание, но, в принципе, требует проживания, несмотря на яркую форму. Он требует слышать партнера, цепляться за него, как у Станиславского: вопрос-реакция-ответ.
Коляда хоть и называет свой театр сектой, но это не так. Все актеры живут обычной жизнью, у всех есть семьи. Просто Коляда настолько сильная личность, что учит нас не только ремеслу. Он помогал мне выжить в трудную минуту. Для нас он больше чем режиссер, он почти родственник, я доверяю ему как мудрому человеку. Он может заблуждаться, ошибаться, но у него хорошая интуиция, он видит людей насквозь.
В театре удивительная атмосфера — мне есть, с чем сравнивать. Когда я долго не бываю в нашем театре, я чувствую потребность в этих людях. Эти люди собирались, коллекционировались здесь годами, как говорит Коляда, по бриллиантику, по зернышку».
